Латынь в средние века была языком повседневности. Латынь в средние века – язык схоластов и вагантов
121. Латинский язык был унаследован средневековой Западной Европой от античного Рима как язык государства и просвещения. Ещё с того времени, когда при императоре Константине христианство стало государственной религией Римской империи, латинский язык становится официальным языком западной римской церкви.
Это обстоятельство имело большое значение в истории средневековой Западной Европы.
122. Дело в том, что церковь била могущественнейшим феодалом средневековой Западной Европы; особеяно важен тот факт, что церковь владела приблизительно третьей частью всей земли в каждой средневековой западноевропейской стране; поэтому.церковь с ее феодальным землевладением служила реальной связью между различными странами" Г Церковь с её великолепной организацией, с её иерархией, возглавляемой самодержцем-папой, с её армией монахов и попов была крупнейшей политической силой в средние века.
123. Естественно, что в таких условиях церковь господствовала и в области идеологии. .Мировоззрение средних веков было по преимуществу теологическим" . Даже средневековая наука была лишь служанкой богословия. .Юриспруденция, естествознание, философия - все содержание этих наук приводилось в соответствие с учением церкви" 8 . Библия была источником всякой премудрости.
124. При господстве религиозного мировоззрения всякие организованные политические движения, оппозиционные к революционные, неизбежно стремятся найти себе идеологическое обоснование в той же библии. Так было ие только в глубине средневековья, ио и на пороге нового времени, например в эпоху крестьянской революции и реформации-в Германии при Мюнцере и Лютере, в эпоху английской буржуазной революции при Кромвеле. Лишь во французской буржуазной революции политика окончательно отделяется от религии и выступает в своём собственном обличии. Бесчисленные средневековые „ереси" были по своему содержанию политическими движениями, которые, выступая против церкви, выступали по сути дела против средневекового общественного строя, который охранила и освящала церковь.
125. Вполне понятно, что при господстве церкви в области идеологии язык церкви, латинский язык, становится господствующим языком в средневековой науке и образованности, в средневековом просвещении.
126. Церковь ревниво охраняла господство латинского языка в средневековой Европе. Везде в сфере влияния римской церкви был запрещён перевод библии на местные языки, было запрещено и богослужение на местных языках. Библия могла быть только латинской, богослужение могло быть отправляемо только на л а - тинскомязыке.
127. В средние века латинский язык был уже мёртвым языком. Он был совершенно непонятен для населения любой средневековой западноевропейской страны. Для сколько-нибудь широких слоёв- населения латинский язык как язык чужой был недоступен. Для того чтобы понимать латинский текст, а тем более писать по-латыни, нужно было длительно учиться; но народ не имел этой возможности. Однако это обстоятельство нисколько не смущало церковь; наоборот, оно как раз
вполне отвечало и её специальным церковным интересам, и интересам феодального общества, столпом. которого она была.
128. Действительно, недоступность библии и других, церковнорелигиозных книг для широких масс населения необычайно повышала значение всей армии церковников во главе с епископами и самим папой. Церковники становились неизбежными посредниками между богом, его „священным писанием**, библией, с одной стороны, и всей массой „верующих** - с другой. Только церковникам предоставлялись возможность, право и обязанность читать, пересказывать и толковать библию. Легко понять, что при господстве религиозного мировоззрения в средневековом обществе попы-посредники, хранители и толкователи библейской „истины** получали громадную власть над умами людей.
129. С другой стороны, запрещение перевода библии на народные языки было с точки зрения церкви препоной для возникновения всяких „еретических** учений. Дело в том, что как раз в библии эти учения находили идеологические основы для критики церковных догматов и для их отрицания, для обличения церковных деятелей: церковная действительность никак не соответствовала библейским „идеалам**. Добравшись до библии, всякий разумный человек тотчас’ убеждался, что церковь с её богатствами и продажностью, с развратными и жадными „святителями** - самая нехристианская организация в мире. Держать „верующих** подальше от библии было поэтому вполне понятным стремлением церкви. Наконец, единство церковного языка по всей территории разноязычной Западной Европы очень сильно способствовало укреплению церковной организации, делало её ещё более независимой от местных влияний, ещё сильнее приковывало местных церковных деятелей к церковному центру -Г Риму, к главе церкви - папе. Вот почему римские папы так ревниво охраняли господство латинского языка в средневековой Европе.
130. Но господство латинского языка в средневековой Европе имело ещё и другие, более глубокие основания. Ознакомившись с ними, мы поймём подлинные корни охарактеризованной выше политики римских пап в отношении латинского языка.
131. Мы видели, что латинский язык, как язык церкви, стал языком западноевропейской средневековой науки и образованности, языком средневекового просвещения. Мы видели также, что латинский язык был недоступен сколько-нибудь широким слоям населения. Отсюда ясно,- что сама средневековая наука и образованность, само средневековое просвещение оказывалось недоступным для сколько-нибудь широких слоёв населения. Средневековая культура оказывалась доступной лишь для господствующего класса и его интеллигенции. Она носила, таким образом, узко замкнутый, узко сословный характер; она была привилегией господствующего класса феодалов-крепостников во главе с феодальной церковью. Этот порядок вещей как нельзя лучше соответствовал общественным отношениям средневековья; вырастая из этих общественных отношений, он в свою очередь.поддерживал их, становился их опорой: чем темнее и невежественнее народ, тем он
более раздроблен и неорганизован, тем легче господствовать над ним кучке вооружённых крепостников. Господство латинского языка в средневековой Западной Европе соответствовало классовому господству светских и церковных феодалов.
132. Будучи узко сословной по своему характеру, средневековая культура занимает, однако, своё исторически обусловленное место в развитии человеческой культуры вообще. Она сыграла значительную роль в образовании европейской, а следовательно, и мировой буржуазной культуры, зарождавшейся в борьбе с нею ещё в недрах феодального общества. На средневековой латыни написан ряд сочинений значительной ценности. Знание латыни позволяло образованным людям средневековья знакомиться с некоторыми сочинениями античных римских и греческих писателей. Таким образом, узко сословный характер средневековой культуры не должен заслонять от нас её положительных с исторической точки зрения сторон.
133. В этой связи следует особо отметить роль латинского языка как международного культурного языка Западной Европы; тем более, что в этой своей функции латинский язык выходит за пределы собственно средневековья. Западная Европа населена множеством различных народов, языки которых очень отличаются друг от друга. Латинский язык служил своего рода культурной скрепой разноязычной Западной Европы. В этом отношении его использовали даже в качестве разговорного языка. Лишь с развитием буржуазного общества и развитием национальных языков латинский язык как международный культурный язык Европы выходит из употребления.
Средневековый латинский язык: наблюдения и размышления Часть первая Man muß das Mittellatein historisch zu verstehen suchen (K. Strecker) В данной серии очерков мы намереваемся рассмотреть некоторые аспекты истории латинского языка в Средние века. Первый очерк по- священ книге Карла Штреккера «Введение в средневековую ла- тынь». Мы пользовались вторым изданием этого руководства, вы- шедшим в свет в 1929 г.1 Основываясь на наблюдениях немецкого историка-источниковеда, поразмышляем о конкретных вопросах средневековой латинской орфографии, морфологии, синтаксиса. Отметим, что одной из основных целей Штреккера было дать актуальную на момент выхода книги библиографию по различным вопросам средневековой латинской филологии. Этой библиогра- фии мы здесь не касаемся, отсылая заинтересованных читателей к первоисточнику, а также к одному из последующих очерков нашей серии, который будет сконцентрирован именно на истории изуче- ния средневековой латыни в конце XIX - XX столетиях. Порядок рассмотрения отделов истории языка будет у нас несколько иным, нежели у Штреккера, более соответствующим нашим задачам. Лек- сике предполагается посвятить отдельный очерк, в котором в каче- стве отправной точки кроме пособия Штреккера предполагается привлечь и работы некоторых других исследователей. Прежде всего обратимся к орфографии, которая представляет- ся для средневековой латыни крайне важной, но которой Штрек- кер уделил лишь одну страницу. Большинство средневековых тек- стов - это документы и рукописи. Будучи специалистом по по- 1 Strecker K. Einführung in das Mittellatein. Berlin, 1929. следним, немецкий историк и пишет исключительно об орфогра- фии рукописей. Первое замечание автора таково, что она сильно варьируется в зависимости от хронологической и географической привязки исследуемой рукописи, как, обобщим за него, сильно варь- ируются все явления средневековой латыни. Однако, справедливо уточняет Штреккер, могут быть обнаружены и универсальные ме- ханизмы орфографического варьирования, общие, например, для испанских и ирландских рукописей. В Италии уже с раннего сред- невековья отмечается влияние народного языка на литературный. Автор не задается вопросом, почему это так, но главной причиной являлась близость языков. Именно поэтому в романском мире мы го- раздо чаще обнаружим влияние морфологии и синтаксиса народных диалектов на латинский субстрат. Широко коснулось это явление и орфографии, а также произношения, о чем свидетельствуют некото- рые рифмы, допускаемые в средневековой латинской поэзии2. Пользуясь наблюдениями над фигурными стихами каролингско- го времени, Штреккер заключает, что их орфография не сильно отли- чалась от привычной нам восстановленной орфографии латинских классиков золотого века. Формы со стяженными дифтонгами и про- тивоположное явление гиперкоррекции, наблюдаемое, скажем, у Рабана Мавра (que вместо quae, Egyptus вместо Aegyptus и, наоборот, aecclesia вместо ecclesia или praessus вместо pressus) выступают пред- вестниками широко распространившегося в рукописях XI-XIII вв. смешения дифтонгов и соответствующих им по тембру монофтон- гов. Восстановили истинное положение дел только гуманисты. Наблюдение Штреккера - чистая правда, однако отмеченный факт нельзя рассматривать изолированно, учитывая только обще- употребительные тексты. В народном языке, как известно, в языке 2 Примеры Штреккера: abscondi-profundi, amicus-antiquus, dimis- sum-ipsum, intus-cinctus, amnis-annis. 2 надписей на надгробиях, в периферийных рукописях латинских клас- сиков смешение гласных в последовательности: (eu) = e = ae = oe = / i = y = u = (au) = o, то есть всех дифтонгов и всех гласных звуков, дол- гих и кратких, кроме a, - распространенное явление, покрываю- щее все эпохи, почти столь же универсальное, сколь удвоение оди- нарных согласных между гласными или, наоборот, употребление одной согласной вместо сдвоенной. Несколько ограниченным выглядит в этом свете и наблюдение, что написания вроде Talia вместо Thalia у того же Рабана Мавра отражают позднейшую тенденцию к полному взаимному смешению t и th, f и ph, p и ph, ti и ci. Далее у Штреккера следуют многочис- ленные примеры подобных смешений из позднейшей литературы. В данном случае немецкий историк явно соединяет вместе ряд фо- нетических и чисто орфографических явлений, которые имеют раз- личное происхождение. Скажем об этом подробнее, привлекая примеры Штреккера. В фонологической системе древнегреческого языка существовало противопоставление придыхательных и глухих смычных согласных фонем, которые образовывали пары π-φ (p- ph), κ-χ (c-ch), τ-θ (t-th), плавная ρ (r) всегда была приды- хательной (rh). Отвердение придыхательных - характерное явле- ние для истории многих языков, поэтому случаи написания p вме- сто ph, с вместо ch, t вместо th и наоборот - это результат смеше- ния смычных и аспирированных фонем греческого языка в латин- ском языке, преимущественно средневековом. Перенос этого про- цесса на собственно латинские слова - явление вторичное, напи- сания r вместо rh - также вторичное явление, ставшее логическим про- должением вышеописанного. Сюда относятся приводимые Штрек- кером случаи написания Talia вместо Thalia, choruscare вместо coruscare (собств. латинское), pasca вместо pascha, crisma вместо chris- ma, scisma вместо schisma, Phitagoras вместо Pythagoras (здесь еще и 3 метатеза придыхательности-смычности), Protheus вместо Proteus, thaurus вместо taurus, eptathecus вместо heptateuchus (снова метате- за придыхательности-смычности), spera вместо sphaera, emispe- rium вместо hemisphaerium, antleta вместо athleta. Как видим, все примеры - греческие, кроме coruscare, что в высшей степени ха- рактерно и подтверждает высказанный нами тезис. В отличие от перечисленных случаев написание f вместо ph и наоборот - явление иного порядка. В греческом языке не было звука, аналогичного латинскому [f], если исключить звук [w], обо- значавшийся в восточных алфавитах дигаммой (Ϝ). Поэтому пере- ход придыхательного (φ) в фрикативный глухой [f] - это собственно латинское нововведение, проявление которого отно- сится к позднему периоду истории латинского языка (180-600 г. н. э.). Первоначально оно охватывало также только греческие сло- ва, потому что, разумеется, буквосочетание ph встречалось только в них, но впоследствии обратное явление гиперкоррекции захвати- ло и собственно латинские слова. У Штреккера обнаруживаем сле- дующие средневековые примеры: Feton = Phaeton, cifus = scyphus, fantasma = phantasma, filomena = philomela, fisica = physica, prophanus = profanus. Еще одним позднелатинским нововведением было смешние ti и ci перед гласным. Переход глухого смычного [t] перед передним в со- ответствующую по положению аффрикату - столь же типичный фонетический процесс, как и отвердение придыхательных. В ла- тинском языке это произошло перед последующим гласным, то есть в позициях, где [i] было заведомо кратким по тому правилу, что гласный перед гласным сокращался. Не исключено, что краткий [i] был по артикуляции более передним, чем соответствующий дол- гий, в чем и корни явления. Это явление не охватывало слова, где перед ti стояли [t] или [s], то есть один из двух элементов потенци- 4 альной аффрикаты, который и препятствовал ее образованию по принципу диссимиляции. Кроме того, в готике смешению c и t спо- собствовало их похожее начертание. Примеры Штреккера: precium = pretium, accio = actio, Gretia = Graecia, fatio = facio. В общий список орфографических неправильностей попадают у немецкого историка и такие случаи, где орфографическое варьи- рование объясняется метатезой, хотя такого понятия он не упот- ребляет. Таковы antestis вместо antistes (очевидно, под влиянием слова ante), hanelare вместо anhelare, вышеприведенные Phitagoras вместо Pythagoras, eptathecus вместо heptateuchus, spalmus вместо psalmus, fragrare и fraglare вместо flagrare, neupma вместо pneuma. Остаются в перечне Штреккера наиболее частотные и извест- ные по надписям еще со второго века до новой эры написания e вме- сто ae, oe и наоборот, а также взаимозамены гласных и дифтонгов i/y, a/au, i/e и прочие, в соответствии с приведенной выше после- довательностью орфографического варьирования: tropeum = tro- paeum, Pheton = Phaeton, Danem = Danaem (здесь на стыке мор- фем), mestus = maestus; cenobium = coenobium, cęmens = coemens (здесь на стыке морфем, о чем напоминает написание с седилью); limpha = lympha, sydera = sidera; agurium = augurium, agustus = augustus, ascultare = auscultare (восстановление внутренней формы слова да- ет также причудливые морфологические варианты: abscultare, ob- scultare); analetica = analytica (через стадию analitica), yconomus, iconomus = oeconomus (через стадию economus), Ysopus = Aesopus (через стадии Esopus, Isopus), emunitas = immunitas. Взаимозамены лабиовелярного qu и велярного c известны с древнейших времен, поэтому не следует вслед за Штреккером ви- деть нечто специфически средневековое в написаниях scalores вме- сто squalores, doctilocus вместо doctiloquus и подобных. Равным об- разом еще античным было явление отпадения или, наоборот, ги- 5 перкоррекционной вставки [h] в начале слова перед гласной или в середине слова между двумя гласными, хотя в Средние века это яв- ление приобрело широчайшее распространение, осложнившись еще чисто орфографическим варьированием написаний h = ch = c, например, habundare вместо abundare, veit вместо vehit, hortus вме- сто ortus, abhominari вместо abominari (здесь, очевидно, сыграло роль значение слова, заставлявшее связывать его не с omen, a c homo), agiographus вместо hagiographus; michi = mihi, nichil, nicil = nihil. Наконец, чисто средневековым явлением было смешение ко- нечных звонких и глухих смычных, особенно [d] и [t], это прояви- лось в написаниях типа capud вместо caput, inquid вместо inquit, adque вместо atque. Немногие оставшиеся примеры Штреккера относятся уже, ско- рее, к особенностям лексики и морфологии, нежели собственно к орфографии, поэтому мы их здесь опускаем и переходим к также весьма кратко обрисованному немецким историком отделу о про- содии, ударении и произношении в средневековом латинском язы- ке. Поскольку просодию в средние века изучали по классическим образцам, прежде всего по поэзии, то она оставалась достаточно консервативной. Хотя отклонений от норм классики встречается немало, но их трудно обобщить и следует изучать применительно к каждому конкретному автору, потому что они весьма различны в различных текстах. Характерные примеры ошибок в долготах Штрек- кер приводит такие: fortuĭto, bĭduum, gentĭlis, rēnuo, gratĭs, crědulus, laudăbilis, iŭgis, fluěbat. В целом, замечает автор руководства, в XII- XIII вв. долготы и краткости соблюдались существенно лучше, чем в более ранние эпохи, что, предположим мы, было связано с т. н. ренессансом XII в. Весьма разнообразно трактовались ударения в библейских именах собственных, и это неудивительно вследствие их чужерод- 6 ности как латинскому и греческому языкам, так и языкам народ- ным. Плохое знание греческого языка в средневековой Западной Европе вело к тому, что краткости и долготы, а также связанное с ними ударение в словах греческого происхождения часто наруша- лись. Одни и те же слова имели ударение то по греческому ориги- налу, то по латинскому заимствованию, то вопреки всем правилам. Об этом свидетельствуют случаи типа éremus, ídolum, paráclitus, co- medía, sophía и sóphia, poetría и poétria, parádisus и paradísus, Égyptus и Egýptus. В поэзии зачастую наблюдается весьма вольное обраще- ние с долготами и краткостями в греческих словах: anathēma, bibliothěca, cātholicus, ecclěsia, erěmīta, mōnachus, phīlosophīa, prŏto- plastus, Theōphilus и Thēophilus. Добавим, что спорадически наблюдается перенос ударения и в словах собственно латинских, особенно содержащих в себе группу muta cum liquida: muliéris, tenébrae, cathédra (разумеется, греческое), intégrum. В раннее Средневековье, отмечает Штреккер, дифтонги au, eu нередко скандировались в два слога, что, добавим мы, было продолжением античной тенденции, согласно которой eu в поэзии и когда на него приходился стык морфем также скандировался двусложно. Переходим к морфологии. Позднеантичную и средневековую латинскую морфологию принято описывать как набор отклонений от морфологии классической, по этому пути следует и Штреккер, отмечая неравномерное распространение морфологической ва- риативности по эпохам: до 800 года она весьма велика, начиная с XII в. существенно уменьшается, в промежутке распространена средне. Избегая формулировки общих закономерностей, немец- кий историк приводит отдельные примеры. Рассмотрим их по группам, пытаясь проследить общие тенденции. В склонении на- мечается смешение различных типов. Третье вместо второго: dia- 7 conem, diaconibus. Второе вместо местоименного: Dat. illo, nullo. Смешение окончаний местоимений в среднем роде –um и –d: ipsud. Универсальным для средневековой латыни было окончание аблатива единственного числа сравнительной степени прилага- тельных по гласному типу –i: maiori. Аналитические формы сравни- тельной степени получают широкое распространение вместо син- тетических: magis regulares, plus communem, они соединяются: magis incensior, образуются неправильные формы вместо супплетивных: bonissimus. Сравнительная степень используется вместо превосход- ной: de omnibus meliores, особенно часто также вместо положитель- ной: devotius orare. Нарушения античной грамматики проявляются в переходе су- ществительных в другой род (locellum вместо loquela, frons - m вме- сто f), употреблении единственного числа у pluralia tantum (cuna вместо cunae [это еще античное], insidia вместо insidiae). Среди глаго- лов, указывает Штреккер, отклонения от классической нормы бо- лее частотны. Fugio переходит из третьего спряжения в четвертое, odi из дефективного также становится глаголом четвертого спря- жения: odio, odire. Третье вместо второго: resplendit. Замена осно- вы перфекта основой инфекта: linquerat, cernisti. Оригинальное tul- tus вместо ablatus. Будущее по типу I-II спряжений у глагола третье- го спряжения: faciebo. Регулярное образование форм у нерегулярных глаголов: exiebant вместо exibant, iuvavi вместо iuvi. Встречаются отложительные формы вместо неотложительных и наоборот, ак- тивные причастия вместо пассивных и наоборот. Излюбленными в средневековый период стали описательные конструкции, что отражает общее движение латыни от синтетизма к аналитизму. Причем в качестве вспомогательного глагола в них может выступать не только sum, как было в классике, но и другие, например fio, evenio. В результате можно обнаружить конструк- 8 ции: utens sum, locutus fui, assatus fieret, fit sepultus, interfectus evenerit, cenaturi erunt, refecturus fuero. Интересно наблюдение Штреккера о том, что причастие настоящего времени нередко замещается абла- тивом герундия: gratulando rediit, а герундив окончательно тракту- ется как пассивное причастие будущего времени, иногда смешиваясь по значению и с активным. Безличные глаголы периодически упот- ребляются как личные: penites, pigeamus. Обобщая, можно сказать, что разнородные наблюдения Штрек- кера в целом свидетельствуют о смешении в средневековой латыни различных грамматических типов, явлении, характерном для исто- рии многих живых языков, не породившем, однако, в средневеко- вой латыни устойчивой тенденции, которая бы заставила изме- ниться всю систему языка, как это произошло, например, в насле- довавших латыни романских языках. Весьма разные явления собраны у Штреккера под рубрикой «Синтаксис». Некоторые, напротив того, попали из синтаксиса в другие разделы. По нашим наблюдениям, упоминаемое среди мор- фологических неправильностей использование инфинитива глаго- ла в значении несклонямого существительного (vestrum velle meum est, pro posse et nosse, sine mandere) - черта, которая спорадически попадается у классических авторов, прожила все средневековье и осталась у гуманистов и позднее, особенно часто так употреблялся именно глагол volo. К «Синтаксису» относится у Штреккера ряд наблюдений над функциями и значением местоимений в средневековой латыни. Во-первых, утрачивается разница в употреблении указатель- ных местоимений is, ea, id и hic, haec, hoc, первое из которых значи- ло в классическом языке «этот, тот», а второе - «последний упо- мянутый». Добавим от себя, что это было лишь частью общей тен- денции средневековой латыни к смешению всех указательных ме- 9 стоимений, а вместе с ними и относительного qui. Как справедли- во пишет сам Штреккер, ille = iste = ipse = idem = is. Кроме того, в косвенных падежах взаимозамена his = hiis = iis = eis обязана обри- сованным выше орфографическим причинам. Во-вторых, вместо указательных местоимений часто используют- ся канцеляризмы со значением «вышеупомянутый»: praesens, prae- dictus, praefatus, supranominatus, memoratus и подобные. Как извест- но из литературы, эта черта была заимствована средневековой ла- тынью из языка позднеримской императорской канцелярии. В-третьих, разрушается система притяжательных местоимений. Вместо любого из них может быть употреблено прилагательное proprius. «Мой», «твой», «его» заменяются на «свой», а также наоборот: milites se prodiderunt, pater suus. Вместо притяжательного местоимения используется родительный падеж личного (справед- ливости ради отметим, что такое периодически бывало и в антич- ности): ira tui, nostri deliciae. В-четвeртых, смешиваются неопределенные местоимения: quis- que = quisquis, quivis. В-пятых, появляются псевдоартикли, определенный: ille, iste, неопределенный: quidam, unus (отметим, что это явление особен- но характерно для романского мира и связано с влиянием народ- ных языков). При образовании сравнения часто используется quam (также quantum) в значении «весьма», «более», а также приставка per- и слова nimis, nimium: quam cito, quam strennuiter, quam latenter, quan- tum religiosius, quam plures = quam plurimi, perplures, perplurimus, per- maximus, nimis magnus. Аналогичные конструкции: satis firmus, bene felix, multum terribilis, infinitum altus, praepulcher, tam lucidissimus. Во- обще, со степенями сравнения и сравнительными конструкциями средневековая латынь обращается очень вольно, как и с предлога- 10 ми, которые мы рассмотрим при разговоре о нововведениях в об- ласти лексики. Как хорошо известно, уже раннее средневековье внесло боль- шую путаницу в употребление союзов, особенно двойных. Главная тенденция состояла в отождествлении значения различных союзов, как-то демонстрируют приводимые Штреккером примеры. В значе- нии союза «и» кроме et, ac / atque и постпозитивного -que употреб- ляются также vel, seu / sive, quin, quoque, etiam, nihilominus, pariter, pariterque, simul, necnon, necne, а также -que, но не постпозитивно, а как et; aut-aut = et-et. Гораздо чаще, чем в античности, употребляются сочинитель- ные союзы в начале предложения для связи двух соседних фраз или периодов. По закону Ваккернагеля, сформулированному прежде всего для классических языков, они, как правило, ставятся на вто- ром месте в предложении и представляют собой клитики. Так ис- пользовались nam, namque, enim, etenim, autem, vero, itaque, igitur, siquidem. В начале предложения ставятся sed и at. Всеобщее рас- пространение получает замена временного союза cum союзом dum, употребляемым как с индикативом, так и с конъюнктивом глагола. Возникают новые подчинительные союзы, например отмечаемый Штреккером «сразу как»: mox ut, mox ubi, statim ubi. Универсальной под воздействием языка Библии (см. второй очерк нашей серии) становится замена классического accusativus cum in- finitivo придаточными изъяснительными с союзами quod, quia, quoniam, qualiter. Стремление разнообразить союзы одного и того же значения проявляется и в том, что для обозначения цели, поми- мо классического ut (finale), широко применяются также quo, qua- tenus (quatinus), quod, quoad, qualiter. Начав этот очерк, содержащий краткий комментированный пе- ресказ классического руководства по средневековой латыни, а так- 11 же доступное нам обобщение и уточнение наблюдений Штреккера, с цитаты из его пособия, хочется и закончить его весьма показатель- ной цитатой оттуда же: «Итак, невозможно написать единую грам- матику средневекового латинского языка, и нельзя в общем виде от- ветить на часто слышимый вопрос “То-то и то-то явление - это среднелатинское?” С другой стороны, мнение о том, что средневе- ковая латынь совершенно не имела правил, должно исчезнуть»3. 3 Ibid., S. 27. 12
Средние века - обширная эпоха европейской истории, формально занимающая целую тысячу лет - с 5 по 15 века. Понятно, что столь значительный отрезок времени не может быть однороден в культурном отношении, а также в отношении развития национальных языков и литературы. Однако этот период все же может рассматриваться как единое целое благодаря нескольким главным особенностям; в первую очередь, благодаря безусловному главенству христианской религиозной культуры во всех областях жизни. Немаловажной особенностью данной эпохи является также и то, что латынь в Средние века служит универсальным языком общения между народами новой Европы, возникшей на развалинах Западной Римской империи. Кроме того, это язык общения определённых культурных групп населения - священнослужителей католической церкви, людей науки и литературы. Культурных людей того времени объединяла духовная принадлежность к высочайшим достижениям античной культуры. Новая художественная, научная и философская литература средневекоөой Европы долгое время писалась на латинском языке. Не зная латыни, невозможно было войти в круг культурных и образованных людей.
Соответственно, латинский язык служил непременным элементом и основой основ средневекового образования. В 9 веке образовательная система уже сложилась. Цикл обучения в школе состоял из двух связанных эталов - тривиума (travium) и квадривиума (quadrivium). Тривиум включал три основные дисциплины - грамматику, диалектику и риторику, - которые преподавались в начальных классах. Квадривиум т-арифметика, геометрия, астронрмия и музыка - изучался в старших классах. В совокупнрсти обе части составляли "семь свободных искусств" (artes liberales). Выпускники латинских школ пополняли ряды образованных людей средневековья.
Главнейшими центрами средневековой учености были монастыри и университеты. Монастыри были естественными средоточиями культурной жизни тогдашнего времени. Здесь искали безопасности и ученого досуга образованные люди; здесь писались и переписывались труды античных и христианских авторов, создавались хранилища драгоценных рукописей и библиотеки, благодаря которым до нас дошла большая часть культурного наследия античности и раннего средневековья. Многие выдающиеся деятели науки и культуры Средних веков были монахами. При монастырях существовали школы начального образования, и не будет преувеличением сказать, что в известный период монастыри были единственными распространителями грамотности, а до возникновения университетов - и единственными хранителями высокого знания.
Университеты были новой, неведомой античному миру организацией, призванной соединить в своих стенах обучение всем видам существовавшего тогда теоретического знания. Первые университеты возникли в 12 веке. Подлинным центром средневековой образованности был Парижский университет, объединявший лучшие умы своего времени. В 12-13 веках появилисьтакже университеты в Испании, Италии, Англии. С течением времени именно вокруг университетов сосредоточилась интеллектуальная и духовная жизнь эпохи. Общий рост уровня европейской культуры предопределил её расцвет в эпоху Возрождения.
А в эпоху самого раннего средневековья (6-7 века) культурный упадок был весьма значительным. Новый подъем культуры начался лишь в конце 8 века. Знаменитой эпохой является т.н. Каролингское возрождение - культурный подъем при франкской династии Каролингов, основанной Карлом Великим. Карл Великий издал специальный указ об открытии школ при Іионастырях. В целях обучения были созданы специальные пособия, часто написанные в форме диалога наставника и ученика. При дворе была создана Академия, в которой преподавались свободные науки и богословиё. Главными представителями Каролингского возрождения являются Алкуин, Эйнхард и философ Эриугена, изучавшие классическое наследие.
Каролингское возрождение дало мощный толчок развитию средневековой учености, расцвет которой приходится на 12-14 века. Средневековая культура была культурой религиозной и, более того, культурой церковной. Поэтому вершиной средневековой учености была теология - учение о Боге и мире, основанное на отвлеченном философском рассуждении, а главной формой теоретизирования - схоластика, религиозная философия, использовавшая латинский язык для выражения сложных отвлеченных смыслов. Крупнейшим представителем схоластики был Фома Аквинский (1225-1274).
Однако латынь была языком не только священников и теологов. В конце 18 века были обнаружены средневековые поэтические рукописи, содержание которых резко отличалось от ученых теологических текстов того времени. Главной особенностью этих стихов был их светский, антицерковный характер. Здесь, по образцу античных римских поэтов, говорилось о любовных утехах, о винопитии, о прелестях окружающего бренного мира, о человеческих пороках и слабостях и т.д. Создателями этих стихов были бродячие школяры, клирики и студенты, переходившие из города в город в поисках нового места службы или учебы и потому называвшиеся вагантами (от лат. vagari - "бродить", "скитаться").
Расцвет поэзии вагантов приходится на 12-13 века. В стихах вагантов античные образы и сюжеты перемешаны с библейскими мотивами и фольклором, а любовная лирика - с пародией и сатирой. Ваганты справедливо считаются предшественниками позднейшей светской и любовной поэзии - французских труверов и немецких миннезингеров, писавших уже на национальных языках. Латынь вагантов ориентируется на лучшие образцы римской поэзии; вместе с тем, ваганты черпали многие мотивы, размеры и композицию из народной поэзии. Наиболее известными вагантами являются Гуго Орлеанский, Архипиита Кельнский и Вальтер Шатильонский.
Тот, кто учился в средневековой школе, непременно должен был изучать латынь, которая считалась основой всех наук. Во многих школах, правда, ограничивались 1 и 2 склонениями, о чем насмешливо сообщают средневековые авторы. Латынь не была иностранным языком, но и мертвым ее не назовешь: на латыни в средние века говорили, пели, слагали стихи, и она менялась и развивалась, впитывая новые слова и изменяя значение старых - она была скорее языком универсальным. Без латыни нельзя было стать писцом, без латыни не поймешь церковные книги и церковную службу, без латыни не прочтешь закон. Так что те, кто приходил в университет, обязательно должен был знать латынь, тем более что в университетах собирались студенты со всех земель. Выходцы из одной страны образовывали землячества - «нации», но лекции все равно надо было слушать на латыни, а читались они быстро - например, совет Парижского университета запретил преподавателям читать лекции, как бы диктуя, медленно, чтобы студенты приучались мыслить и сразу анализировать услышанный материал. Профессор тоже кочевал из страны в страну, из города в город. Известные правоведы, преподававшие в Болонском университете, Петр Испанец и Иоанн де Деус, прибыли сюда из Лиссабона; Иоанн Гарлянд, англичанин, преподавал в Париже; Луис Вивес читал в Лувенском университете, а затем был учителем детей английского короля. А германский император и испанский король Карл V настаивал, чтобы его сын, будущий Филипп II учил латынь, так как это язык международного общения.
Но не только стремление к наукам, а и обыденная жизнь толкала к знанию других языков. В городах были целые кварталы прибывших из других стран купцов и ремесленников. А в некоторых землях языки соседствовали столь тесно, что жители городов были, по сути дела, двуязычны, хорошо владея несколькими языками.
Неустойчивость границ и частые завоевания приводили к тому, что, бывало, правящий слой говорил на одном языке, а простолюдины - на другом. Так было в Англии после 1066 г., куда нормандцы принесли старофранцузский; в западнославянских землях, колонизированных Германией; в Португалии после захвата ее Испанией в 1581 г.
Несмотря на трудности пути, до дорогам Европы от поместья к поместью, от двора ко двору путешествовали трубадуры - поэты, музыканты, певцы. Они исполняли свои альбы на придворных приемах, знакомя слушателей заодно и со своим языком. Таким образом провансальские трубадуры принесли свой язык в каталонскую поэзию, португальские - в кастильскую. Не стоит забывать и о других путешественниках - купцах. Невольно научались языкам и паломники, коль скоро их путь в Святую землю пролегал через разные страны. Помогали им в этом специальные книги, в которых приводились фразы из повседневного обихода на языке тех народов, через земли которых они проезжали.
Новые перспективы изучения языков открылись в эпоху великих географических открытий, когда европейцы столкнулись с неведомыми народами и их языками. Первыми, кто начал их изучать как следует, были миссионеры.